четверг, 16 февраля 2017 г.

Шесть условий товарища Сталина

Из мемуаров моего деда Панова И.С.


И.С. Панов  1938 год. Фото сделано после первого выпускного экзамена на Московских курсах.

Вместо вступления
 
В 2013 году в московском издательстве «Принт-маркет» вышла книга «Забайкальский город Балей», посвященная 75-летнему юбилею города. Составитель, редактор и автор этой книги –  уроженец Балея Владимир Попов-Равич, с которым я заочно познакомился в 2008 году во время подготовки буклета, посвященного 100-летию со дня рождения учителя физкультуры и спортивного тренера, соседа по проживанию на улице 3-я Нагорная (Саянская) Константина Федоровича Луговцева. Потом вышел подготовленный также В.Равичем сборник, посвященный 75-летию школы №5, куда мне удалось поместить небольшой рассказ о 9а классе, в котором я учился в 1965-1966 годах.
В книгу, посвященную 75-летию города, я предложил несколько отрывков из воспоминаний своего деда Панова Ивана Степановича, жившего и работавшего на разных должностях в городе с 1938 по 1964 год. Владимир попросил их дополнить. После нескольких неудачных попыток в результате доброжелательной критики редактора на основе нескольких страниц воспоминаний деда о его работе в конце 40-х – начале 50-х в должностях заведующего гороно и председателя горисполкома удалось создать целую главу «Семейная трилогия». Кроме воспоминаний деда туда вошли и рассказы отца об историях, имевших место во время его работы в шахтах Тасеевского рудника, и мои короткие пояснения и несколько фотографий моих родных и друзей.
Недавно, во время общения на сайте «Одноклассники», благодаря которому и произошло наше знакомство, Владимир напомнил, что надвигается очередной юбилей нашей Малой Родины (80 лет со дня присвоения Балею статуса города) и попросил подумать о продолжении нашего сотрудничества.
Уверенности, что участие в выпуске нового сборника будет таким же удачным, как в подготовке предыдущего, у меня нет, так как, по-моему, в главу «Семейная трилогия» вошли все наиболее интересные события, о которых рассказали отец и дед. Но обещание что-то сделать для нового сборника я дал – попытаюсь выполнить.
Чем старше я становлюсь (ничего не поделаешь – годы свое берут), тем яснее я понимаю, какие суровые жизненные обстоятельства пришлось пережить моему милому доброму дедушке Ивану Степановичу, сыну крестьянина села Ундино-Поселье Степана Ивановича, как ему удалось не сломаться после семейной катастрофы 1938 года, когда были репрессированы его братья, а сам он в звании старший политрук исключен из партии и после 12 лет достойной службы в РККА демобилизован (скорее просто выброшен за территорию воинской части почти без средств к существованию и надежды на будущее). И как после такого удара судьбы ему удалось через еще 12 лет подняться по общественной и служебной лестнице до должности председателя исполкома городского Совета депутатов трудящихся города Балея, имея всего 4 класса образования и испорченную анкету (братья – «враги народа»).
Многое в этих событиях для меня остается загадочным до сих пор, многое можно понять, если прочитать все его воспоминания о трех периодах трудовой жизни: службе в армии (12 лет), работе в народном образовании и местных органах власти города Балея (13 лет), работе в геологоразведочной экспедиции (11 лет). Но поместить их все в планируемый к выпуску юбилейный сборник не возможно, поэтому я предлагаю для внимания два отрывка из этих воспоминаний, которые позволяют немного приблизиться разгадке. Оба они связанны с именем тогдашнего руководителя страны – И.В.Сталина. Первый отрывок относится к периоду службы в армии, второй к жизни в Балее в 1938 -1952 годах.
И так отрывок первый, состоящий из двух небольших глав.  Текст практически полностью взят из воспоминаний деда Я только исправил редкие опечатки. Общее название отрывку я дал сам.
Москва, курсы
«…В 1934-1935 годах главный врач полка обнаружил у меня какую-то болезнь сердца. Основания у него для этого были. Последние время боли в области сердца у меня бывали нередко. А тут еще этот «заботливый» доктор стал буквально гипнотизировать меня, повторяя при каждой встрече одно и то же: «Панов, ты скоро умрешь, если не поедешь на курорт!». Помню такой случай. Будучи комиссаром строительного батальона, я шел в штаб полка к комиссару полка. Главврач встретил меня у штаба обычным своим вопросом, а когда я сказал, что иду к комиссару, он бегом опередил меня, зашел в кабинет чуть раньше и говорит: «Товарищ комиссар, я вам заявляю, что если вы не отправите Панова на курорт, то он скоро умрет!». Комиссар ему ответил: «Кем я его заменю? Надо лечить на месте!»
Политруком батареи я работал до 1937 года. Ходил к доктору. Принимал лечение. Пришел как-то летом к главному врачу, а его на месте не оказалось. Но был его заместитель. Такой веселый молодой военврач. Он спрашивает: «Ты к главному?» И предложил свои услуги. Пожелал прослушать. А когда прослушал, стал уверять меня: «Не слушай ты его старика, сердце у тебя, как у быка, ты сто лет проживешь…».
Я поверил ему, и после этого болей в сердце стало меньше. Однако общее состояние у меня было неважное. Я чувствовал сильную слабость. Наверное, когда я был командиром взвода, возникло сильное переутомление, что и повлияло на мое самочувствие и работу сердца.
Летом 1937 года полк находился в лагерях. При столовой нач.состава была маленькая комнатка, войти в которую было можно из общего зала. В этой комнате принимали пищу командир и комиссар полка. Зашел я как-то в столовую на обед и слышу голос комиссара: «Товарищ Панов, зайди сюда!». Предложил сесть, позвал официантку и приказал подать обед на троих. А мне сказал: «Пообедаешь с нами!». Во время обеда он меня спросил: «Поедешь на учебу в Москву?» Я с радостью ответил: «Конечно, поеду, с удовольствием!»
Сидим, обедаем, беседуем. Вдруг комиссар крикнул в зал: «Доктор, зайди сюда!». Когда главврач зашел, он ему приказывает: «Ты как-то говорил, что Панов скоро умрет, а мы его собираемся послать на учебу в Москву. Вот сегодня же осмотри его и представь мне справку можно ли Панова посылать на учебу!»
После обеда шагаем мы с доктором к нему в палатку. На пути он мне и говорит: «Осматривать я тебя не буду, а справку дам положительную. В Москве тебя подлечат…».И написал мне справку, содержание которой я никогда не забуду: «Состояние здоровья т.Панова не может быть препятствием для поездки на учебу».
В конце июля 1937 года я оставил свою семью в военном городке Никольск-Уссурийска и выехал в Москву. В Москве, сойдя с поезда, я нанял такси, уплатил побольше, и попросил везти помедленнее и показывать Москву. Шофер эту просьбу выполнил очень хорошо. После такой экскурсии он привез меня к месту назначения, к зданию курсов, которое находилось около крематория (говорят, что теперь там академия).
/span>На курсы были зачислены все прибывшие. Но это было временное зачисление, ибо предстояла серьезная медицинская комиссия. Задача комиссии – оставить на курсах совершенно здоровых, годных для продолжения службы на более ответственной работе в армии.
Началась серьезная учеба и одновременно проходила медицинская комиссия. Осматривали меня два профессора – женщина средних лет и мужчина старичок. Предстал я перед ними совершенно голеньким, в чем мать родила. С начала я попал к женщине. Она меня долго вертела, крутила и задавала много вопросов. Два из них я хорошо помню: давно ли у вас наступила такая слабость и есть ли слабость половая. Потом она обращается по имени и отчеству к старичку: «Помогите, пожалуйста, я ничего не пойму».
Старичок посадил меня рядом с собой и детально прослушал, прощупал. Причем заставлял меня много раз приседать. В итоге осмотра мне ничего сказано не было.
Через день меня вызвал начальник курсов тов. Афанасьев. Он сначала расспрашивал меня: желаешь ли учиться, где служил, какие имеются поощрения и награды. И когда я сказал, что награжден наркомом обороны товарищем Ворошиловым ручными именными часами, он говорит: «Пойдем к профессору, просить его, он ведь сделал заключение, что ты не сможешь учиться!» Я буквально испугался – неужели отчислят?!
Профессора просил начальник курсов, а я только отвечал на вопросы. Я сказал профессору: «Я хочу учиться!» Он подумал и говорит: «Хорошо, я могу оставить т.Панова, если он даст слово, что не будет ссориться с другими, с курсантами». Назначил мне лечение. Я обрадовался и дал обещание вести себя спокойно.
Шел я от профессора и думал, что здоровье мое, видимо, серьезно подорвано. Но почему профессор думает, что я могу ссориться? Этого в моем характере не было.
Да, действительно, профессор назначил лечение. Долгое время я тут же на курсах ходил к медикам. Укладывали меня под огромную электрическую лампу и делали мне зеленую-презеленую ванну. Помню добрую бабушку, которая готовила мне эту ванну. Она каждый раз мне ласково говорила: «Иди, сынок, ванна готова!»
Я лечился, поправлялся и успешно учился. Заходит как-то дневальный и объявляет кто зачислен на кросс имени Ворошилова. И называет мою фамилию. Я не поверил, подумал, что он шутит. Но когда я обратился к курсовому врачу, он, улыбаясь, сказал: «Ничего, товарищ Панов, тренируйся в беге, а мы будем тебя подлечивать.»
Начали нас тренировать в беге почти ежедневно. Тренировки проходили по пересеченной местности. Пробежишь дистанцию, пока идешь до здания курсов, остынешь, выпьешь бутылочку пива – и так хорошо станет!
Кросс на 5 км состоялся в Сокольниках. Участвовало в нем несколько сот человек. Первую половину расстояния я бежал легко, а на второй, которая шла в гору, устал и еле дотянул до финиша. Но норму выполнил!
Учеба на курсах была серьезной. Курсы назывались: «Курсы усовершенствования политического состава Красной армии». Программа курсов: история партии, история СССР, конституция СССР, политическая экономия, политическая география и курсы методов работы иностранных разведок. Продолжительность курсов 10 месяцев. Форма учебы: лекции и самостоятельная работа с использованием только первоисточников. По каждой теме –итоговая конференция.
На курсах было 33 группы по 20 человек в группе. У каждой группы своя аудитория, в которой кроме столов со стульями стоял огромный шкаф с полным собранием сочинений В.И.Ленина. Кроме того на курсах была богатая библиотека художественной литературой. Но книги выдавали только по теме, которую проходили в это время.
Я обучался в 33 группе. Она считалась передовой. Руководителем у нас был лектор по истории партии, сильный, опытный товарищ.
Условия на курсах были исключительно хорошие. Во дворе здания был магазин. На первом этаже столовая, буфет.  Кормили отлично. При столовой постоянно продавалось бочковое пиво. Спальные комнаты просторные и очень хорошо обставленные. Кровати на день заправлялись красивыми белыми покрывалами. На третьем этаже хороший зрительный зал, где часто демонстрировали фильмы, выступали артисты. Шефом наших курсов был коллектив Мосфильма. Кинокартина «Ленин в октябре» впервые демонстрировалась у нас. Здесь был ее первый просмотр. Перед фильмом выступал киноартист Щукин, который исполнил роль В.И.Ленина.
У нас все было свое. Единственно чего у нас не было во дворе – это бани. Но она была неподалеку, сразу, как выйдешь из двора, за углом.
На второй день после зачисления на курсы перед нами выступил начальник курсов, полковой комиссар Афанасьев. Он говорил о задачах курсов, о дисциплине, о необходимом поведении курсантов. Помню хорошо такие слова: «Водку не пить, пивом я буду вас снабжать постоянно. С женщинами не связываться. Москва кишит шпионами, среди них много женщин».
И надо сказать он был прав. Как-то зашел к нам в группу дневальный и объявил: «В Большом театре на оперу «Тихий Дон» нам предоставлено одно место. Кто хочет пойти?». Никто не пожелал, надо было готовиться. Я, подумав, согласился.
Доехал я до площади на поезде в метро, вышел из вагона и направился к эскалатору. Тут меня останавливает молодая блондинка возгласом: «Боже мой, кого я вижу! Когда с Украины?» Я ей говорю: «Не угадали, на Украине я никогда не был.» Она быстро это замяла, не смущаясь, и спрашивает: «Вы не желаете в Большой театр на «Тихий Дон». У меня на завтра есть два билета в партер?». Она даже билеты показала. Потом вдруг предлагает: «Поедемте со мной на Киевский вокзал!». Тут я ей ответил: «Я вам не попутчик, извините, опаздываю на «Тихий Дон». Повернулся и ушел.
На завтра я зашел к начальнику курсов. Такой порядок был – надо было докладывать лично ему о всех происшествиях. Рассказал товарищу Афанасьеву. Он говорить мне: «Хорошо, что доложил! Но если бы ты поехал с ней на Киевский вокзал, то сегодня тебя мы бы не досчитались. Она тебя заманивала в западню. Ей не ты был нужен, а твои документы. Особенно партбилет.»
Учился я легко и успешно. За выступления на занятиях я получал в основном отличные оценки. Наша 33-я была передовой. Руководитель группы умело организовывал занятия, поэтому группа отличалась наиболее высокой успеваемостью. По указанию начальника курсов два семинарских занятия нашей группы были записаны на пленку. На обоих этих занятиях мне пришлось отвечать на вопросы преподавателя. Запись была сделана для того, чтобы ее могли прослушать в других группах.
Случай на экзаменах
По окончанию курсов мы были подвергнуты государственным экзаменам по трем предметам: истории партии, истории СССР и конституции.
Первый экзамен был по истории партии. Я среди 12 человек сдал на оценку пять. В этот же день отличников сфотографировали и фото вывесили для всеобщего обозрения.
По конституции я тоже учился на отлично, но на экзамене потерпел неудачу. Когда продумывал материал перед экзаменом, как будто бы все укладывалось в голове. Но вот «шесть условий Сталина» не укладывались. Забыл два условия и никак не могу вспомнить. А до вызова в комиссию оставались считанные минуты. Я забежал в группу, там ребята готовились, но никто не мог мне подсказать. И в записях этого не оказалось. Кто-то сказал мне: «Что ты беспокоишься. Ты же отлично знаешь конституцию. Разве тебе обязательно попадется такой вопрос?
Захожу в экзаменационную комнату, тяну лист бумаги с вопросами и сажусь за стол готовиться. Вижу с радостью – вопроса о «шести условиях» нет.
Вопросы для меня были легкие, и я изъявил желание отвечать без подготовки. Председатель комиссии в это время вышел. Мне разрешили,  и я быстро ответил на оба вопроса. Члены комиссии посоветовались. Один говорит: «Ну что, хватит?». Другой отвечает: «Конечно, хватит, но надо подождать председателя». В это время он и заходит. Садится за стол и говорит: «Ну, как отличник отвечает?» Члены комиссии говорят: «Отлично!»
Председатель сказал «Хорошо, но, пожалуй, он нам ответит еще на один вопрос. Назови-ка шесть условий Сталина. Я буквально растерялся и назвал только четыре, а два так и не мог вспомнить. И меня спросили: «Ну как же ты, Панов?» И поставили «посредственно». Вот какое предчувствие у меня было.

Историю СССР, как предмет обучения, я недолюбливал, и экзамен сдал на четыре.
Курсантами были политруки подразделений со всех дивизий Красной армии. Образование у большинства слушателей было низкое, в основном 3 – 4 класса. Учились большинство с трудом, учеба давалась нелегко. После занятий почти все курсанты сидели в аудитории и готовились до одурения. Мне учеба давалась легко. После занятий я отдыхал, ходил в город. В Большом театре побывал на двух операх: «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Присутствовал на государственном концерте. Чувствовал себя в Москве прекрасно. Как-то был на беседе у начальника курсов, где он задал мне вопрос: «Каково твое мнение о курсах?» Я ответил, что при таких условиях я готов учиться всю жизнь. Он захохотал и говорит: «К сожалению таких курсов нет».
Все шло хорошо. От Клавы получал регулярно письма. Они меня радовали. В семье было все в порядке. Правда, сильно соскучился, но жил надеждой на скорую встречу.
Очень интересно было участие в демонстрациях на Красной площади в честь новой конституции, в честь выборов в Верховный Совет СССР и участие на параде 1-го мая 1938 года.
Страшное известие
Со старшим братом Егором Степановичем я переписывался регулярно и тогда, когда находился в Москве. 1937 – 1938 года были тревожными. В эти годы была «охота» на врагов, а когда их не оказывалось, то их делали. Делали «врагов» из хороших людей, преданных делу партии, из патриотов, из коммунистов-ленинцев. Таков был период культа личности Сталина.
Вот один из многих тысяч примеров. В 1937 году кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР был выдвинут тогдашний начальник генерального штаба маршал Советского Союза Егоров. А на завтра это патриот нашей Родины был арестован и объявлен врагом народа.
Весной 1938 года я получил очень тревожное письмо из Одессы от племянника Павлика Разгильдеева. Он там учился в торгово-экономическом техникуме. Он писал: «Что же теперь будет с нами, дядя? Дядя Егор, дядя Василий и мой папа арестованы как враги народа.»
Меня это сообщение ошарашило. В течение недели я не мог, как следует учиться. Ведь в то время не было известно, что под эту категорию попадают безвинные люди. Раз арестовали, значит на самом деле враги. Так считали коммунисты. Так считал и я. Хотя в душе я никак не мог согласиться с тем, что мои братья, бывшие красные партизаны стали противниками советского строя.
Я поехал в политуправление Красной армии и сделал заявление о случившемся. Мне там сказали, что если ты не связан с братьями, то нет нужды беспокоиться. Приедешь в полк. Там разберутся. А сейчас продолжай учиться.

По окончанию курсов нам представили месячный отпуск и направили каждого в свою часть. Заезжать в Хара-Бырку, к родным я не стал. Понятно почему. Скорей стремился к семье. Скорее в полк, ибо хотелось получить ясность.
Приехал я в Никольск-Уссурийский (Ворошилов тогда) в начале мая. Дома была большая радость, радостная встреча с семьей после более чем десятимесячного перерыва.
 
            Сразу же я явился к комиссару полка, доложил о случившемся с братьями. Комиссар сказал: «Запросим на место жительства твоих братьев, получим ответ, тогда и разберемся. А пока отдыхай. Через день или два меня вызвал к себе представитель политуправления Красной армии, приехавший из Москвы раньше меня.

Принял он меня очень приветливо. Помню, улыбаясь, спросил: «Ну как там наша Москва живет?» Потом сказал: «Что ж, товарищ Панов, тебя теперь надо выдвигать на более ответственную работу!».  Я уму возразил: «Нет. Не надо выдвигать». «Это почему же?» - спрашивает он. Я рассказал о случившемся. Когда я сказал ему, что с братьями не был связан и что их вину брать на себя не могу, он направил меня к комиссару полка и сказал: «Пусть комиссар представит мне характеристику на тебя».

Комиссар говорит: «Как же я тебе дам характеристику, когда не ясно ничего с твоими братьями?»

Пошли мы с ним к представителю ПУРККА. На этот вопрос он ответил комиссару так: «Панов у вас в полку служит почти 12 лет. Вы что, за это время не узнали его? Боитесь сами дать характеристику, собирайте полковое партсобрание, пусть коммунисты полка дают характеристику.          В тот же день было созвано партсобрание. Многие коммунисты выступали так: «Товарищ Панов вырос у нас в полку от рядового до политрука батареи. Он примерный, дисциплинированный коммунист».

Характеристика была утверждена очень хорошая. Это меня несколько успокоило, но на сердце тревога оставалась: что ответят на запрос комиссара.

Отдыхал я с нехорошим предчувствием. Полк находился в лагерях. В скором времени меня вызвал комиссар в лагерь и у себя в палатке зачитал сообщение Оловяннинского отдела НКВД. В нем говорилось: «Братья И.С. Панова Пановы Егор Степанович и Василий Федорович враги народа. Работали на Японию. Егор был руководителем шпионской группы».

После этого на партбюро меня исключили из партии. Это решение было утверждено на партсобрании на другой день.

Это было настоящая катастрофа в моей жизни. Я был политически расстрелян. Я и моя жена находились в ужасном положении. В эти дни у нас с ней появилось много седых волос. Я не представлял, что же теперь будет со мной. Я стал беспартийным.

Клава все время говорила: «Теперь тебя арестуют». Таких случаев в полку в те годы было много. Она нагляделась, когда семьи арестованных выбрасывали за проволоку.

Я ее уверял, убеждал, что не могут меня арестовать, ибо я ничего даже худого, а не только враждебного, не делал.

Что меня могли арестовать и попытаться сделать «врагом», я понял позднее…

От автора блога:
В этот момент произошло нападение японских войск на нашу территорию в районе озера Хасан. Полк, где служил дед, был поднят по тревоге и выдвинут в район конфликта. В воспоминаниях деда об этих событиях написана большая глава. В это время он выполнял разные поручения – ликвидировал летний лагерь, оставленный полком после ухода по тревоге, командовал взводом конной разведки и механизированной противотанковой батареей. Чтобы не разрывать рассказ о событиях, которые случились в момент окончания службы деда в армии, я не буду приводить здесь текста этой главы. Отмечу, что полк в боях участия не принимал, находился во втором эшелоне. По окончанию событий полк вернулся в свой военный городок походным порядком.

«…В начале октября колонна нашего полка подошла к подступам Никольск-Уссурийского. Здесь была остановка на сутки. Надо было привести все в порядок, бойцам дать отдохнуть и вступить в город и в военный городок бодрыми. Ведь мы шли с фронта, где наша армия одержала победу.

Встречали нас у ворот при входе в военный городок с оркестром. Во главе колонны полка вступил в город я со своей механизированной колонной. Стоял в кабине своей машины и приветствовал знакомых. Этот большой переход от озера Хасан до Никольс-Уссурийского в моей батарее прошел успешно. Дома встретились с радостью.

На другой день меня вызвал начальник штаба полка и сказал: «Будет приказ, освобождать тебя от обязанностей командира батареи не будем, видимо ты будешь утвержден в этой должности». При этом он сообщил мне, что батарея переводится на конную тягу, тракторные тягачи снимаются с вооружения. Они не оправдали надежд – «хорошо» тонули в сырых местах.

Потом командир Грозин повел меня на конюшню, которая отводилось для моей батареи. На пути к нам подбежала моя дочка Галинка и крикнула: « Папа, тебя вызывают в штаб!». Мы с Грозиным переглянулись и удивились, ведь мы шли из штаба. Грозин говорит Гале: «Хорошо, твой папа сейчас придет в штаб».

Принял я конюшню, а когда пришел в штаб, то писарь строевой части ошарашил меня – он сказал: «Товарищ политрук поступил приказ, вы демобилизованы из армии, содержания приказа я не знаю, он у комиссара полка».

От такой новости мне стало страшно, ведь исключенных из партии в те времена не увольняли, а «выбрасывали» за проволоку, а там арестовывали.

Иду домой как пьяный. Клава изменилась в лице, узнав об этом. Она говорит мне: «Тебя арестуют». Я успокаиваю ее: «Что ты, за что же меня будут арестовывать. Я же не враг народа». А у самого на душе «кошки скребли».

Сидеть я не мог, ходил из угла в угол, и тем самым еще сильнее пугал жену. Потом не выдержал и сказал: «Пойду к комиссару». Пришел я к нему на квартиру. Он обедал и удивился моему появлению. Я хорошо помню содержание своего вопроса: «Товарищ комиссар, я как уволен: по-людски или не по-людски?» С начала он меня не понял, но потом догадался и говорит: «Нет, нет товарищ Панов, ты демобилизован в запас РККА. Собирайся помаленьку, с квартиры никто тебя выживать не будет, пока собираешься к отъезду».

Мы с Клавой облегченно вздохнули после этого сообщения и решили выезжать в Забайкалье, поближе к родным, подальше от места службы, которая закончилась так неприятно.

Снял я свои знаки различия, пошел на городскую станцию железной дороги и записался трехсотым в очередь за билетом на поезд. Очередь двигалась очень медленно, ежедневно продавали от 5 до 10 билетов. Целый месяц ходил я на эту станцию. Стою, бывало, в очереди, а сам часто оглядываюсь, озираюсь, нет ли поблизости сотрудника НКВД. Сколько было случаев в 1937 -1938 годах, когда уволенных арестовывали прямо у железнодорожной кассы.

Но все обошлось благополучно. В начале октября мы приехали в забайкальский «золотой» город Балей.

Послесловие:

При подготовке этого раздела воспоминаний к размещению в блоге, я задался вопросом: а что это за «шесть условий Сталина»,  за незнание двух из которых вместо «отлично» дед получил «посредственно»? Ответ на вопрос быстро нашелся в интернете. Причем напрямую к тексту конституции эти условия не относились. Были высказаны в речи И.В.Сталина на совещании хозяйственников 23 июня 1931 года.

«…В речи 23 июня 1931 г. «Новая обстановка — новые задачи хозяйственного строительства» товарищ Сталин указал шесть условий, осуществление которых решает задачу руководства по-новому. Все отрасли социалистического хозяйства нашли в этих шести условиях победы принципиальные основы для перестройки своей работы и правильной, подлинно социалистической организации труда и производства. Особенно велико было их значение для улучшения работы социалистической промышленности.

Вот эти условия :

1. «...Организованно набирать рабочую силу в порядке договоров с колхозами, механизировать труд...» [Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 333.] таково было первое условие

2. «...Ликвидировать текучесть рабочей силы, уничтожить уравниловку, правильно организовать зарплату, улучшить бытовые условия рабочих...» [Там же, стр. 336.] — таково второе условие победы, указанное товарищем Сталиным.

3. «...Ликвидировать обезличку, улучшить организацию труда, правильно расставить силы на предприятии...» [Там же, стр. 339.] — третье условие победы

4. «...Добиться того, чтобы у рабочего класса СССР была своя собственная производственно-техническая интеллигенция...» [Там же, стр. 342.] — таково четвертое условие победы.

5. «...Изменить отношение к инженерно-техническим силам старой школы, проявлять к ним побольше внимания и заботы, смелее привлекать их к работе...» [Там же, стр. 345.] — в этом пятое условие победы.

6. «...Внедрить и укрепить хозрасчет, поднять внутрипромышленное накопление...» [Там же, стр. 347.] — таково шестое условие победы.

Текст условий  заимствован мной тут

Работникам, добившимся высоких производственных показателей в соревнованиях, проводившихся под лозунгом внедрения этих условий в практику, вручались специальные номерные знаки, на которых был помещен портрет  Сталина и указана отрасль промышленности, в которой трудился награжденный.

Теперь эти 6 условий позабылись и знают о них только специалисты, а в 30-е годы они были очень известны.

Особенно порадовался я шестому условию, ибо о необходимости внедрения и укрепления социалистического хозрасчета в рамках одного производственного  предприятия за время своей работы в инженерных должностях с 1973 по 1991 год слышал и лично участвовал в различных в основном бестолковых мероприятиях по его совершенствованию, неоднократно. Хотя в комментариях к этому условию уже в момент его обнародования было жестко сказано, что хозрасчета между цехами на предприятии быть не может, ибо это нарушает единоначалие руководства предприятия. Но к воспоминаниям деда это уже не относится…
Нажмите, пожалуйста, на кнопочки:

1 комментарий :


  1. Экзотические растения доставка по России адениум и другие комнатные цветы.

    ОтветитьУдалить